Люда Влассовская - Страница 38

К оглавлению

38

— Пойми, Люда, — восторженно повторяла она, — ведь это Он, сам Он сделал! Господи, за что мне такое счастье?

— За то, что ты прелесть, — хотелось сказать ей, этой милой, восторженной девочке, — за то, что душа у тебя чистая как кристалл и что вся ты неподкупная, своеобразная, как никто!

В страстную пятницу мы исповедовались у отца Филимона.

Как ни добр и кроток был наш милый батюшка, мы все-таки шли к нему на исповедь с замиранием сердца.

За зелеными ширмочками на правом клиросе поставили аналой с крестом и Евангелием. Мы чувствовали, что там присутствовало что-то таинственное и великое, и нас охватывал религиозный трепет и заполнял собою сильно бьющиеся сердца девочек.

В ту минуту, когда я готовилась вслед за Марусей подойти к Царским вратам, где мы ждали нашей очереди, последняя взволнованно зашептала, оглядываясь кругом:

— Где Зот? Где Зот, ради Бога! Я виновата перед ней! Уйти нельзя, — скоро моя очередь. Позови ее, Люда!

— Зот! Зот! Сюда! Скорее! — позвала я.

Зот, недоумевающая и встревоженная, подошла к нам.

— Ради Бога, Раиса, — прошептала Краснушка, не поднимаясь с колен, — прости меня… Я тебя во вторник за завтраком назвала дурой… Ты не слышала, а я назвала… со злости… Прости, облегчи мою душу.

В другое время обиженная девочка вспыхнула бы как порох, но теперь это было неуместно. И Зот облегчила душу Маруси, простив ей.

Они пожали друг другу руки (целоваться в церкви не допускалось), и Краснушка с просветленным лицом вступила за ширмочки.

Мы выпросили позволения у начальницы причащаться в самую заутреню.

Это было из ряда вон выдающееся событие.

Старшеклассницы, одетые в новые форменные платья и тонкие батистовые переднички, свеженькие и невинные, как лесные ландыши весною, одна за другою, смиренно сложив на груди крестообразно руки, подходили к Святой чаше, под пение пасхального тропаря. Потом нас окружило начальство, учителя… Мы христосовались с классными дамами, друг с другом, глядя на всех просветленными, добрыми, радостными глазами. Жизнь казалась нам светлою и прекрасною в эту минуту, как сладкий сон юности… А с клироса наши певчие, между которыми особенно красиво выделялся вполне сформированный голос Вольской, пели радостное, ликующее и звонкое «Христос Воскресе!».

— Monsieur Терпимов! Христос воскресе!

Я и Краснушка стояли против учителя, озадаченного нашим внезапным появлением и приветом, и восторженно ему улыбались.

Краснушка держала в руке прелестный голубой мячик, сделанный из шелка. Эти мячики заготовлялись у нас в громадном количестве к празднику Пасхи. Их подносили всем: начальнице, классным дамам, учителям и младшим, «бегавшим» за нами. Краснушка сделала голубой мячик Терпимову, я розовый — Козелло.

От мячика Маруси пахло какими-то очень сильными, бившими по носу духами, напоминавшими не то помаду, не то розовое масло. На лице девочки играла смущенная радостная улыбка.

Терпимов взял мячик, с внезапно вспыхнувшим румянцем наклонился к Марусе и, прежде чем опомнилась девочка, поцеловал ее дрожащие пальчики.

— Я возвращаю вам ваш поцелуй, mademoiselle Запольская, который я не заслужил тогда! — сказал он тихим, взволнованным голосом.

Маруся загорелась вся как зарево, быстро присела чуть ли не до полу, и, схватив меня за руку, смешалась с толпою институток…

— Счастливица, — узнав о случае на паперти, говорили наши, — учитель ей руку поцеловал!.. Настоящий взрослый поцеловал, а не юнкер Michel! И не Котя Мухин!

— Ах, если бы мне так же! — мечтательно произнесла Иванова.

— Ну куда тебе, душка! Вон у тебя и клякса чернильная на ладони! — серьезно произнесла Белка. — Такие руки не целуют… уверяю тебя!

— Mesdam'очки, разговляться! Разговляться к Маman, — послышались радостные голоса.

В квартире начальницы разговлялись только выпускные и «пепиньерки», остальные же классы — в столовой.

У Maman, в ее большой, красивой приемной расставили накрытые пасхальными яствами столы между громадными пальмами и фикусами, доставленными на этот торжественный день из придворных теплиц.

Девочки сидели вперемежку с начальством и учителями.

Хорошенькая Валя Лер едва прикасалась к еде, так как ее поместили рядом с ее кумиром — учителем танцев, изящным, высоким, но далеко не молодым красавцем Троцким.

Между мною и Краснушкой сидел Козелло, и мы наперерыв угощали его.

— Приходите, непременно приходите завтра на праздник! — молила Краснушка нашего молчаливого кавалера.

— Если успею, приду… В первый день Пасхи и отдохнуть не грешно бы.

— Так ведь это и будет отдых! Удовольствий-то, подумайте только: живые картины — раз, декламация — два, русский танец… тарантелла! Сколько всего разом! Мы целую зиму танцы готовили… А какую сцену в зале устроили, прелесть!..

Наивная Краснушка никак не могла понять, что до полусмерти уставшему за учебный сезон мученику учителю ни живые картины, ни тарантеллы, ничто другое не могли казаться соблазном. Девочки судили по себе… Завтрашний праздник, ежегодно даваемый по традициям института и ожидаемый ими чуть ли не полгода, представлялся им радостным, исключительно интересным событием.

ГЛАВА XIX
Живые картины. Морская царевна

Маруся сказала правду… Среди обширного институтского зала была выстроена сцена, отхватившая добрую треть громадного помещения. Мы с нетерпением ожидали вечера. В два часа к нам зашел танцмейстер Троцкий, приехавший с пасхальным визитом к Maman, весь сияя русскими и иностранными орденами.

38